На входе стояла частная охрана, которая совершенно не интересовалась входящими. И , проскользнув внутрь , я застала отрывок предисловия главы пресс-офиса , миловидной молодой итальянки , которая представилась Ирене , о том, как похорошеет и расцветет наш город с появлением этой совершенно новой институции, которой никогда не было и вот опять.
- Правильно ли я понимаю, что хозяева палаццо прежние?
-Да, это по-прежнему Виктория Михельсон, и ее страсть к современному искусству , которая не меркнет . Она не хозяйка, палаццо взят в аренду на 20 лет у мэрии Венеции.
(Насколько мне известно за бесплатно— ибо Михельсон оказал городу Венеция и ее порту какие-то неоценимые услуги, но лб этом Ирене умолчала, а я промолчала, потому что главное было другое).
- А правильно ли я понимаю, что деньги на это прекрасное начинание оплачены кровью украинских детей, оружие на убийство которых субсидирует ее отец, олигарх, ближайший друг Путина?
Девушка слегка изменилась в лице, но быстро совладала с собой, поправила чуть спозшую улыбку и затараторила:
- Средства на эту Скуолу и весь проект это личные деньги Виктории, они приходят с итальянского счета и не идут из России, мэрия Венеция и префектура провели соответствующие проверки. Все, что Вы видите (а видела я уже не раз виденный и до вторжения огромный в три -четыре этажа палаццо с видом на канад Джудекки, отремонтированный с иголочки и забитый современным западным не первого ряда искусством, нарочито никаким боком не связанным с Россией) — сделано на личные средства Виктории, которая уже 10 лет не живет в России.
Мы , ее команда, помогаем ей в этом, но средства целиком ее.
Действительно, почему бы и нет—особенно зная, что Виктория получила 1.2 биллионов долларов (а именно столько перевел каждой из дочерей внезапно расщедрившийся, боясь как бы не клюнул жареный петух, папаша в самом начале вторжения.
Леонид Михельсон, кажется 66й самый богатый человек планеты. Он же перехватил упавшее знамя Пригожина и субсидирует отряд (?армию) частных наемников в Украине. Он же производитель взрывчатых веществ и разных видов оружия.
Я притворно улыбнулась в ответ:
-Какие прекрасные новости, то есть, приходя сюда, как венецианский гражданин, просто посетитель или художник или галерист (моя галерея ровно за углом) я могу дышать свободно и не мучиться моральными дилеммами о целях и происхождении всех этих мастерских, выставок и мастер-классов, которые вы предлагаете?
Конечно , я понимаю совершенно правильно—- Ирене снова стала легкая, как птичка— если у Вас будут любые вопросы, мы с радостью на них ответим. До скорой встречи. При случае обязательно зайду к Вам в галерею…
Открыть нельзя закрыть .
Я опять вспомнила их «Пока ветер не переменится» сказаное мне с предельно циничной откровенностьб
каким-то смотрителем палаццо весной 2022… ну что ж?
Потом был даже короткий оккупай молодыми итальянскими анархистами и зелеными, которые протестовали против экологического и антропологического зла михельсоновского «Новатека» разом. Потом владельцы, видимо, вернули себе контроль за недвижимостью,
думали долго и придумали. Аккурат после выборов Трама и в последний викенд перед закрытием Биеннале.
Я ходила по залам, и от этого искусства тянуло удушливой мертвичиной, что впрочем, всегда отличало выставки фонда V-A-C. Но если до вторжения это была пластиково-глянцевая модная мертвичина, то теперь через каждое видео, инсталляцию на меня физически ощутимо глядели смерть и разрушение. Дышать было тяжело. На экране рушились какие-то кубики, что-то скрежетало, заляпанные драпировки свисали с потолка, целая комната была посвящена нарезке (как тут не вспомнить книгу убитого в биробиджанской тюрьме Павла Кушнира, концерт памяти которого в исполнении самого маэстро Соколова прошел на этой неделе в Париже…). Выпотрошенный диван напоминал фотографии квартир после прилета российских ракет. А нарезанные обрывки книг на фоне резных окон с сиреневыми в сумерках венецианскими небесами — конец той цивилизации , которую мы думали, что храним..
Народу было совсем мало (это тоже всегда отличало эту институцию и раньше— на парочке открытий, на которых я бывала до большой войны всегда были расфуфыренные Российские девицы в сопровождении хлыщеватых бойфрендов и никого из местной публики, не то что ценителей искусства, которых встречаешь на открытиях музейных выставок в Коррер или в Академии, но даже и завсегдатых средней рукм вернисажей и даже биеннале— никого, за исключением продавца газетного киоска напротив палаццо и бармена из соседнего бара) .
Я прошла дальше . На третьем этаже проходила небольшая пресс-конференция или просто презентация открытие. Известная кураторша Ирене Кальдерони представляла художника де Томмазо, который станет ближайшим резидентом и автором проекта … они что-то говорили о художественных практиках и институциональных, в зале сидело человек 35 и еще с пяток журналистов с камерами (или это были собственные их операторы, не знаю) стояли вдоль стены.
В соседнем зале уже накрывали просекко и закуски.
Они все говорили и говорили и я понимала, что презентация подходит к концу и либо сейчас, либо никогда.
Я подняла руку.
-У Вас вопрос
-да, и даже не один
-пожалуйста…
Я вышла сжимая в кармане телефон, поставленный заранее на сирену к тревоги в моем приложении. И заговорила по-английски, на котором и шла пресс-конференция.
- Спасибо, я с интересом посмотрела вашу экспозицию, почитала пресс-релиз и пообщалась с вашей пресс-службой , послушала ваш диалог с художником и мне осталось непонятно главное: ведь все мы знаем, что этот палаццо напрямую связан с международным преступником Путиным и его ближайшим другом олигархом Михельсоном— даже если как утверждает Ваша пресс-служба финансирование поступает с частного европейского счета его дочери, то каким образом вы как Европейская институция собираетесь дистанцироваться от того, что владелица фонда и руководительница вашей нынешней институции является дочерью и наследницей средств этого олигарха и прямого спонсора ведущейся прямо сейчас войны в Европе и геноцид украинцев… мы все смотрим новости, мы все тут знаем, что Россия убила шестерых детей на прошлой неделе, что каждый день в украинские города летят российские ракеты, и я думаю, нам всем тут собравшимся как людям искусства и просто людям и как художественному и гражданскому сообществу Венеции, нашего общего прекрасного города , не может быть все равно… лично мне не хватает какой-то декларации со стороны вашей институции о вашей позиции при таких сомнительных связях… я не знаю лично Викторию, не знаю вас, но вы себя позиционируете как новая институция на пользу горожан… открывая ее на непонятного происхождения деньги игнорируя запах крови, слона в комнате и тысячи скелетов в шкафу в 2024 году вы с самого начала не вызываете доверия, поэтому лично мне и, я уверена всем присутствующим и венецианцам в целом было бы важно прочитать декларацию о ваших намерениях и позиции осуждения ведущейся Россией (на средства того же происхождения и владельца, что и ваши культурные инициативы) , геноцидальной войны против народа Украины …
В зале повисла тишина. Кто-то попытался поаплодировать, но никто не подхватил эту инициативу и отдельный хлопок повис в разреженном напряженной тишиной воздухе.
Я собиралась уже надавить на кнопку телефона с сиреной , как позади меня раздался тихий голос: «I am Victoria ».
Хрупкая девушка лет тридцати в пиджачке выступила из тени и на очень чистом английском поблагодарила меня за вопрос и сказала, что она самый мирный человечек на всем земном шаре, что ее цель это искусство и образование и что эта институция надеется делом и своими инициативами подтвердить свои добрые намерения и вклад в общее дело всего самого светлого и чистого…
- И вообще если можно, то, пожалуйста, давайте выйдем и поговорим лично.
Она выглядела довольно растерянно, и явно не ожидала на узком междусобойчике таких неудобных вопросов. Да и вообще отрыв от какой-либо реальности читался во всем ее облике. Она не была агрессивна— а именно растеряна.
Мы вышли в соседнюю комнату и продолжили говорить по-английски. Она спросила, как меня зовут. Я представилась.
- Не думайте, я совершенно ничего такого (о, эти о любимые российские фигуры умолчания!) не поддерживаю, я давно там не живу, у меня есть друзья украинцы, я все знаю, но у меня есть ограничения личного характера относительно того, что я могу говорить вслух и я не хотела бы попасть самой или подставить кого-то под тюрьму…
- Да, я тоже не хотела бы, но получаю угрозы, даже живя тут. У нас у всех есть друзья украинцы и, насколько мне известно, Вы под украинскими санкциями и именно поэтому фигуры умолчания сейчас невозможны. Как и серые зоны полуправды и теории малых дел в тени геноцида. Я не знаю Вас лично и не могу и не буду входить в ваши личные обстоятельства, я вполне могу понять, что мы не выбираем родителей и в каких семьях родиться тоже,но сейчас Вы открываете и представляете институцию. Это Ваш выбор. И без четко сформулированного заявления на первой странице Вашего сайта вся ваша деятельность окрашена цветом крови — я полагаю, Вы это и без меня понимаете…
- А что же делать?
-Почему Вы спрашиваете об этом меня?
Не знаю, возможно, это была игра и заранее отработанная роль из области «мы не знали, нам сказали, что нас везут на учения», но мне показалось, что она действительно совершенно растерялась и будучи уверена, что делает длагое дело развития культуры и современного искусства, вообще впервые столкнулась с каким-то , пусть даже чужими, моральными дилеммами и с чем-то вне своего надежно охраняемого внутреннего и внешнего пузыря (честно говоря, я в любой момент была готова , что ее частная охрана , которую я заметила при входе в палаццо, вот-вот выведет меня под белы руки).
- Ну хотя бы какой совет Вы можете дать?
Мы разговаривали очень спокойно и предельно вежливо. Английский для этого идеальный язык.
- Я не буду столь неделикатна, чтобы лезть с советами и указывать вам, что делать. Я могу лишь повторить, чего не хватает не только лично мне, но, я уверена, всему сообществу нашего города. Здесь с 2022 (а некоторые даже с2014) находится огромное количество людей, вынужденных беженцев из Украины, у них россияне убили близких, детей, родителей, любимых, разбомбили дома, сломали жизни, их принимают венецианцы — я не думаю, что в этих обстоятельствах просто культурная институция с российским (пусть даже довоенным и хранящимся на счетах в Европе) финансированием —тем более через Вас лично через шаг приводящая к людям, замешанным в прямой поддержке этой войны и этих преступлений и активному соучастию в них может существовать в нашем городе в центре Европы без ясной декларации о желании дистанцироваться от этой позиции и осуждении этой войны и поддержки Украины и украинцев. Это то, что мы все ждем увидеть на вашем сайте и на стене при входе. А Ваши личные обстоятельства— это обстоятельства Вас как частного человека. Большое спасибо.
- Спасибо Вам… я не знаю, что делать…я должна посоветоваться с моей командой… я обязательно посоветуюсь… мы посмотрим, что мы можем сделать… но спасибо , если мы могли бы это обсудить подробнее позже , возможно какие-то формулировки… и пожалуйста, проходите, я надеюсь, Вы останетесь на аперитив?
- Спасибо за разговор и за приглашение , но к сожалению, я должна сейчас уже идти, у меня в галерее встреча через 15 минут. Всего самого доброго.
Я спустилась по массивной лестнице и готова была уже выйти из палаццо, как на выходе меня поймал тот самый художник, де Томмазо.
- Спасибо за Ваше выступление , я ничего этого не знал… я теперь должен подумать… меня пригласили, я погуглил, что она дочка богатого человека бизнесмена из России, но я не знал, что он спонсирует эту страшную войну..
-Вся экономика нынешней России работает на войну. А уж бизнес непосредственных друзей Путина особенно.
- Спасибо, я буду думать…эти вещи надо знать..
- Не за что. Конечно, надо, если мы хотим быть честными художниками и людьми.
Наконец я выбралась из палаццо. Темнело. Я шагала вдоль наводящей свою вечернюю красоту набережной : последний закатного луча клал румянец на потрескавшиеся фасады, подводил тени вокруг глаза своих окон и розоватых фонарей, ветер колыхал шелк канала, а я лишь ускоряла шаг и старалась сбросить морок… так близко от непосредственного источника абсолютного зла я еще физически никогда не находилась.
Остановилась у церкви перевести дух. Прямо на ступеньках стояла оставленная кем-то свеча…
Вспомнила, что за день.
Зажгла ее в память об убитых в Глодоморе и сейчас .
Постояла.
Посмотрела на колеблющиеся очертания хрупкого пламени и отражения лучшего города на земле.
Вдохнула морской воздух, смешанный с запахом дыма и дома, и зашагала все дальше и быстрее прочь от массивного палаццо к своей маленькой галерее, где меня ждал рассказ о парижском концерте памяти еще одного неповторимого человека, убитого Россией и равнодушием или соучастием тех, с кем мне выпало в империи родиться , но с кем, в отличие от автора этой цитаты, меня не связывает ни идея величия замысла, ни величия империи, которой я никогда не понимала и не принимала и к которой не принадлежу, хотя тем не менее и почему-то испытываю за творимое ею ежедневный ужас и ответственность.
И потому буду и дальше заниматься не только искусством , вне которого себя не мыслю, но и нести эту ответственность : делать то, что могу для того чтобы эта идея, а затем неизбежно и сама империя зла прекратили своё существование и распространение.
Чтобы она не смогла больше никому угрожать, никого завоевывать, убивать, пытать, бомбить, а потом как ни в чем ни бывало, представлять это в виде продвинутых проектов современного искусства или великих и таинственных произведений литературы и кино или нового витка псевдо-демократизации .
И чтобы мир и Европа, где живу я и где живут мои дети и будут, наверное , жить и их дети, избавились наконец от скромного обаяния большого зла, шор собственного благополучия, краткосрочных выгод и двойных стандартов и перестали каждый раз с чистого листа принимать этот кровавый трюк за норму.
