А это точно психолог? Что она закончила, трёхдневные курсы?
Нельзя требовать, от маленькой, всего-то сорокалетней тетки быть умной и честной. А когда можно, в восемьдесят? Или она и тогда будет ещё слишком юна для этого?
Совет упиваться полумифическими успехами тоже просто шикарен с точки зрения психологии. На да, "ты самая обаятельная и привлекательная, тысячи людей знают твои стихи наизусть". А потом мы удивляемся, откуда неадекват.
Ну и ссылки на "тонкую натуру". Не на истероидность и демонстративность, как сказал бы реальный психолог, а на то, что Веротька дышит духами и туманами.
Отдельно доставило слово "абьюзер" в отношении мужа свиноВеры, хотя только что, на трёх страницах она же расписала, почему он не абьюзер.
И спокойная констатация факта, что это нормально - вешать на этого "абьюзера" и третьего, и пятого, и шестого наебанного тобой неизвестно от кого ребенка. Просто немного неудобно.

Отредактировано Посторонним В. (2025-06-19 07:45:44)

Ага, "роскошные банные ритуалы" и "поездки в горы" и без фоток?

Отредактировано Посторонним В. (2025-06-19 06:45:47)

Эти хохлы как врать начинают, так хоть стой хоть падай.

Ага, какие там Барто и прочая детская классика, нет, томик Полозковой

А меня умилило, что полиглот был озадачен изучением украинской мовы ток в отъезде с нэньки

Ахахаха, твиттер жжот

А в интервью врет про проблемы со здоровьем, а она банально много жрет

Посторонним В.
Бояков, видимо, просто умный мужик. И прямолинейный. Вот и сказал ей, как есть, ей тогда было 25, она работала какое-то время с ним в театре

Сегодня семь лет "Практике", и мне не хочется знать, что за никчемную жизнь пришлось бы жить, если бы два года назад мне не предложили сделать там спектакль, потом второй, а потом Эд как-то не устроил бы открытую репетицию в "Мастерской", не сел бы ко мне за стол и не сказал бы с подозрением: "Вы какая-то типа молодая и успешная, да?" - "Не говорите, саму раздражает".

Так в моей жизни появилось не более и не менее, чем ремесло; поэтом, как неоднократно замечено, работать странновато, как нельзя работать сероглазым человеком или доброй душой; а тут нужно было являться ко времени на репетиции, запоминать точки, чтобы вставать в свет, вести долгие беседы с актерами в буфете за мятным чаем, удивляться, что след от скотча, которым приклеивают к коже микрофон, не сходит несколько дней, учиться слушать, справляться с чудовищным волнением и - счастью коллективного творчества и труда; долгое время это понималось просто большим приключением, как и все, что было настоящего в моей жизни, мы уже пару лет с Георгом и Мишей к тому времени делали "Общество анонимных художников" в Театре.doc, вроде как, еще один безумный проект, и только сейчас, медленно, изумленно и, как обычно, позже всех, я осознаю, что это давно не игра, что Эд за два года перенастроил мне весь аппарат восприятия искусства, всю оптику вообще, что "Практика", а потом "Текстура" - это уже способ мыслить, смотреть, ощущать, и самая главная, самая серьезная работа из всех - потому что производится в основном над собой.

Полтора года назад в Индии все, что Эд предлагал мне делать, чтобы не обратиться со временем в больную инфантильную тетушку-литераторшу с голодными глазами - как и сама эта постановка вопроса - вызывало во мне жгучий, яростный протест; человек, который ничего не спросил обо мне, утверждал, что я неспособна толком работать, что я не хочу меняться, что мне нравится лелеять слабости и зависимости, что через пять лет моей любви к сладкому меня разнесет до бескрайности, что старости боятся люди, не умеющие жертвовать и отдавать, что женщина, у которой нет своей кухни, ничего не узнает о счастливой любви; он не спорил, он даже не давал мне язвить на эту тему, ему было искренне жалко меня и времени, которое я трачу на то, чтобы отстоять все свои любимые заблуждения; прошло полтора года, и вот я в изумлении обнаруживаю себя в кабинете у диетолога Аллы Борисовны в Одессе, выписывающей мне план питания на неделю, на беговой дорожке в "Формуле", одесском фитнес-центре, построенном в здании бывшего театра, и бассейн - это, собственно, сцена; руководящей по возвращении в Москву (и пока мама в санатории и ничего не знает) выносом из квартиры ненавистной старой мебели, из которой лежалый красный поролон валится, как требуха, красящей стены в комнате в белый с оливковым, чтобы легче дышалось, покупающей в Икее вожделенный письменный стол матового стекла, за которым, наконец, будет удобно (стол, за которым я просидела всю жизнь, был вообще-то обеденным, семидесятилетним, орехового дерева, на съезжающихся ногах, и все детство я сидела на трех толстых словарях, чтобы доставать до него локтями); на семинаре по сценическому искусству, к которому приходится, да, просыпаться три раза в неделю, а к хатха-йоге нужно будет просыпаться еще раньше на два часа, но я уже не отступлюсь.

Я пишу это из комнаты, которую люто проненавидела шесть лет, в которой ничего не стояло и не работало так, как бы мне нравилось или было удобно, и я злилась на мать и на жизнь, а теперь вот никуда мне не хочется больше, чем домой; из тела, с которым только начинается процесс примирения, - и это, парадоксальным образом, прямое следствие работы в "Практике" и наблюдений за Эдом - дерево и стекло, воздух и свет, скупая сценография, только подчеркивающая мощь и пронзительность текста, все без сахара и соли, принцип документальности, легкие конструкции, ничего избыточного, нарочитого, лишнего, приторного, громоздкого, предельная осознанность, пустоты и ниши, только усиливающие акустику, люди, преданные своей работе, лучше которой и правда мало что есть на свете, культ слова, культ труда, культ стройности, органическая непереносимость любого гнилого пафоса, назидательности, душного наигрыша, гремучего старперства, Индия, чайные церемонии, полумрак и такая специальная манера хохотать, что как будто лучи бьют от зубов, волос и чашки в руке.

Двадцать пять, и это год серьезного детокса, переосмысления, подведения баланса; изменения никогда не касаются чего-то одного; стоит похудеть, как хочется ремонта, и как только ремонт, сразу нужно новой работы и помириться с родителями; долго же пришлось драться за возможность не соблюдать никакого режима, презирать быт (Р. говорил: "Убей меня в тот день, когда я куплю себе шкаф") и сбегать из дому в любую страну по любому поводу, чтобы обнаружить, что порядок и дисциплина - это другая, главная свобода, что любишь себя не тогда, когда спишь подольше и ешь погуще, а когда преодолеваешь и учишься, что путешествовать веселее, предвкушая чашку хорошего какао в любимом длинном зеленом кресле, для которого ты рулеточкой вымерял место, встанет ли; что правы не те, кто любит тебя таким, каков ты есть - но те, кто способен видеть, каким ты будешь, те, кто доставит тебе максимум дискомфорта, лишь бы ты не слеживался, не растлевался, не заплывал самодовольным жирком; а театру семь, и так смешно дыхание перехватывает, когда думаешь, что все еще только начинается.

Посторонним В.
Ну в 2009 году так модно было писать, 15 лет прошло, а Вера не поменялась совершенно, писать стала ещё хуже, правда. Получается, до детей дело было

Посторонним В.
Может, у Веры шизофазия какая?