Шибари-тусовку наметили на ближайшие выходные.
Первым пришёл мастер шибари Владимир, у которого Миша хотел поучиться — сильно раньше, чем собственно вдохновлённый шибари-тусовкой Миша. «Боже, о чём мы будем говорить с совершенно незнакомым мужчиной Владимиром?» — волновалась я.
Очень просто: обсудили, кто сколько платит за аренду, кто как оказался в Армении, кто куда поедет дальше. Владимир приехал в Ереван из Сибири — что редкость, большинство приехавших из Москвы или Питера. Через две недели ему предстояло вернуться в родной город и попытаться уговорить партнёра уехать вместе с ним.
— Если не получится уговорить, придётся оставаться там. Я считаю, что никого нельзя ни к чему принуждать, — сказал Владимир. Он принёс с собой клубнику: её уже несколько недель продают целыми тазиками чуть ли ни на каждой улице. Обсудили, что клубника так рано, да ещё и за небольшие деньги, неплохо примиряет с действительностью. Выяснили, на какой улице Владимир купил клубнику — она оказалась ещё дешевле и ароматнее той, которую купили мы днём раньше. Ничего сексуализированного, как и обещал Миша.
— Вообще, связывать людей доставляет мне намного больше удовольствия, чем секс, — сказал Владимир. Он произнёс это очень просто, и я подумала, что очень круто знать про себя такие вещи. Но мне тоже было, чем поделиться:
— Знаешь, я так тоскую по дому, что часто представляю, как выхожу из квартиры, дохожу до ближайших Караваевых — дорогу я представляю в мельчайших деталях: ходящая ходуном плитка под ногами, ветер на светофоре, красный кирпич «Депо», бездомный Костя в Миусском сквере — и стою перед витриной. Выбираю салат, мну в пальцах жёлтый с белым номерок, а потом сажусь за стол и кладу в рот эту идиотскую караваевскую вилку — угловатую и неудобную. Моменты прежней, довоенной жизни, почему-то сконцентрировались для меня в посещениях «Братьев Караваевых» и Икеи. Вот такие фантазии волнуют меня сильнее мыслей о сексе.
— Да. Такие фантазии у меня тоже есть, — говорит Владимир. — Но если говорить о мечтах, то я хочу побывать на шибари-вечеринке где-нибудь в Европе. Знаешь, где всё красиво и с дресс-кодом. А то у нас обычно все просто собираются и пьют чай, а потом друг друга связывают.
«Ох уж эти русские, ни шага без чая», — мне стало немного смешно.
Пришёл Миша со своей девушкой Дариной. Обсудили, сколько продлится война, кому подняли стоимость аренды. Аренду подняли нам: через месяц после заезда хозяин понял, что продешевил и повысил стоимость квартиры с $500 до $800. Сильно повысил, но по меркам теперешнего Еревана всё равно очень недорого. А поскольку опыт жизни в Армении у меня к моменту повышения стоимости уже появился, я даже сумела сторговать $50 и была горда собой.
Владимир начал связывать Юлю, Миша — пытаться повторять всё то же на своей девушке. За окном пролетел военный самолёт. Все посмотрели на него, вероятно, думая одни и те же мысли.
— У меня ребёнок недавно спросил, часто ли Путин ест фаст-фуд и сколько ему лет, — сказала я. — Деликатно так.
— Чёртов Путин! — отозвались связанные Юля и Дарина.
Мне вдруг стало очень смешно — я не ожидала, что вся тусовка окажется не сексуализированной вот до такой степени. Война проникла в нашу жизнь настолько, что отвлечься от неё мы уже не можем — ведь это ужас, который с нами постоянно.
— Осторожно, у тебя сейчас верёвка в сметану попадёт!  — предупредил Владимир Мишу. На полу стояла мисочка со сметаной для клубники. «Ох уж эти русские, ни шага без сметаны», — снова подумала я. Всё это было очень по-домашнему и совершенно несексуализированно.
— Назовите верный способ сделать так, чтобы о тебе говорили даже на эмигрантских шибари-тусовках, — предложила я. Военный самолёт продолжал летать и нагонять тревогу.
— Напасть на соседей, конечно, — отозвались все.
Но что-то сексуальное всё же было.
— Смотри, какой большой зип-пакетик из Икеи! — сказала я Юле нарочито низким голосом. В большущем пакете лежали аккуратно свёрнутые красные верёвки. Но верёвки никому не были интересны. Все повернулись именно к пакету — ведь он был из Икеи.
— Вот бы сейчас в Икею! — сказала привязанная к гимнастическим кольцам за волосы Дарина.
— Да, хороший пакет, такие ещё были с другим орнаментом, с волнами и звёздочками, — сказал Владимир, завязывая сложные у Юли на спине. — У меня осталось дома несколько, я их берегу. Разных цветов.
— Мы тоже привезли с собой пакетики из Икеи! — сказала Юля.
Я мысленно толкала к кассе гружёную свечами, пледами и тарелками икеевскую тележку и видела, что Владимир распутывает верёвки и занимает за мной очередь на кассу. В его тележке сверху лежали зип-пакеты. Цветные. Разных размеров. С волнами, цветами и звёздочками.
Это было лучше любых эротических фантазий.

[b]Думали ли вы о переезде до 24 февраля?[/b]

Я всегда была суперпатриотичным человеком. Это была моя принципиальная позиция в 16-20 лет: зачем уезжать в Европу учиться или работать, как делали многие мои однокурсники, если в России так много дел? Надо поднимать образование! Если не мы, то кто?

Я страшно раздражалась внутренне, если встречала людей с другой позицией и вступала в дискуссии по этому поводу. И с моим мужем мы тоже об этом дискутировали. Женя меня сильно старше, и к моменту нашей встречи у него уже был опыт жизни на Западе, и там ему понравилось. И было желание повторить. А я говорила: “Нет! Ничего подобного! А что же наши будущие дети? А как же березки, соборы, золотые купола? Как они будут расти без этого?”

Незадолго до войны у нас был разговор, что сейчас — хороший момент для того, чтобы поехать и поработать в других странах, очно или удаленно. Так можно увидеть, что у тебя в характере — от твоей родины, а что — от тебя самого. Узнать, как живут другие люди. С какими сложностями сталкиваются. Как ты можешь существовать в условиях международной рыночной экономики. Идея временного отъезда казалась мне привлекательной — набраться опыта на Западе, чтобы использовать его, в любом случае, в России. Всё в дом, всё в дом.

Но эти разговоры были в формате «может быть, когда-нибудь, пока молодые». Не сегодня и не завтра. Поэтому, когда началась война, я была морально совсем не готова к тому, чтобы уезжать.

И, тем не менее, вы сейчас в Тбилиси. Как так вышло?

Вообще февраль был для меня очень счастливый месяц. У меня было много сил, много планов. И когда война всё-таки началась — а я до последнего отрицала саму такую возможность — у меня случился некий ступор. Конфликт принципов. Вот ты сидишь в России, платишь налоги, а они уходят на военное вооружение. Я не знала, как себя чувствовать. И что думать по этому поводу. Мой мозг полностью выключился из режима принятия решений и рефлексии происходящего. Я просто тихонечко существовала в некой прострации.

Женя очень-очень хотел уехать, уговаривал меня сделать это временно. А я даже расплакалась: совсем не хотела.

Каждый день на нас сыпались какие-то абсолютно невероятные новости, которые не укладывались в голове. Люди умирают: «Господи, что происходит? Как такое возможно?» И это — Россия: «Какой кошмар! Что делать?» Границы закрываются, экономика рушится, протесты подавлены.

На меня начало давить ощущение странной безнадёги. Потому что моя работа подразумевает, что я приезжаю куда-то, в какой-то город, и в крайне хорошем настроении, с шутками-прибаутками, в весёлом расположении духа своими лекциями улучшаю людям настроение, а не только учу их аккордам. А как мне работать, если у меня в душе — дыра? Кажется кощунственным это делать.

Я не очень помню события этих дней. Вместо картинки — серое пространство. Видимо, это какой-то защитный механизм психики. Я не помню, после какой конкретно новости или после какого разговора, но я плавно стала менять своё мнение. И в итоге согласилась: «Давай уедем. Месяца на два. Пока война не закончится». Мы были уверены, что уж за два-то месяца…

Вы успели как-то подготовиться к переезду?

Нет, никак. У нас получилось даже в некотором смысле удобно: недвижимости нет, детей нет, кошек-собак нет. Просто оставили ключики в том месте, где их могли бы забрать друзья, чтобы поливать цветы.

И мы улетели в Грузию.

Почему вы выбрали именно Грузию?

По нескольким причинам. Я в Грузии уже была и неплохо знаю Тбилиси. Мне здесь очень нравится. Визовый режим удобный, языкового барьера нет.

Многие вспоминают дни перед отъездом, как дни, когда нужно было принимать серьёзные решения — быстро: билеты дорожали и стремительно заканчивались. А вы довольно спокойно про это рассказываете. Вы не попали в эту волну?

Конечно, мы попали в эту волну. И мы переплатили, но не запомнили. У нас в принципе у обоих очень лёгкое отношение к деньгам. Не потому, что их много. Это такая особенность: я никогда не помню, сколько было потрачено. Легко с деньгами расстаюсь.

В тот момент было важнее другое. Было какое-то внутреннее ощущение…
Есть известный научный анекдот про лягушек. Одну бросили в кипяток и она выпрыгнула, а вторую положили в холодную воду и медленно нагревали — и она сварилась. Вот было ощущение, что, если пересидеть войну в России, может поехать кукуха. Например, могут включиться защитные механизмы психики, которые бог знает, что могут заставить тебя думать и чувствовать. И у нас была задача — избавить себя от влияния нежелательных факторов.

Поэтому решение было лёгким. Оно не было связано с чем-то судьбоносным. Просто было ощущение, что находиться в России — невыносимо, дальше будет хуже, и можно случайно себя потерять. Поэтому нужно просто куда-то уехать, где не давило бы на мозг. А дальше — принимать решения на холодную голову. То есть: решение об отъезде было принято для того, чтобы потом иметь возможность принимать решения. Как ни парадоксально. Для того, чтобы потом иметь свободу выбора — оставаться, возвращаться, работать, не работать… Чтобы мозг оставался ясным.

Вот такая была логика. Поэтому решение не было паническим, наоборот — мы так бежали от паники, чтобы не впасть в неё. А деньги… Добро — наживётся, деньги — заработаются.

Как ваши близкие отреагировали на ваше решение уехать?

Мы никому не сказали, сказали постфактум. Как только мы долетели, я позвонила моему лучшему другу, и он был очень рад. Я позвонила маме, и она была очень расстроена. Я боялась разговаривать с бабушкой. Как оказалось — зря, потому что как раз бабушка была счастлива за нас. Женины родители тоже разделились: мама — против отъезда, папа — за.

Мы знали, что друзья в любом случае нас поддержат. Они хорошо представляют, что наш образ жизни подразумевает спонтанности и внезапности. Мы имеем репутацию людей себе на уме.

Позже всего узнали мои подписчики в Инстаграме. Пост о нашем отъезде (https://www.instagram.com/p/Ca4KAWbLv93/) я написала спустя неделю. Потому что мне надо было к этому морально подготовиться. Я очень волновалась, два часа пост писала. Очень тщательно выбирала слова, чтобы получилось именно то, что я чувствую, а в тот момент это было трудно.

Я всегда за радикально искреннее общение с подписчиками. И здесь возникает тройная ответственность: ты должен и правду сказать, и точно свои чувства описать (а для этого — порефлексировать, что ты на самом деле думаешь и чувствуешь), и так написать, чтобы передать именно тот смысл, который ты хотел бы передать. Чтобы все тебя поняли. Потому что разные люди видят разное.

Можно назвать войну — войной, можно — специальной военной операцией, а можно — «специальной военной операцией», и это будет совсем другой смысл.

Мне кажется, что мы с подписчиками поняли друг друга, там очень много теплейших комментариев.

Внутреннее сопротивление или смущение может возникать, если, допустим, человек находится в израненном, мягком состоянии, не понимает точных причин или чувствует лукавство. Или видит какие-то лозунги, и они его ранят, например. А если искренне поговорить, то проблем нет. Все отнеслись с глубоким пониманием, очень поддержали и правильно восприняли.

как проходил день отлёта - видеоформат

В начале марта вы без карт, без налички оказались в Грузии. Прошло 3 месяца. Вы всё ещё в Тбилиси. Что было самым сложным в процессе адаптации?

Есть очень важная ремарка: я умудрилась за это время даже съездить в Россию и вернуться. Это довольно уникальный опыт, потому что ребята, которые сюда уехали, редко совершают такие вылазки…

А что касается вашего вопроса…
В какой-то момент, конечно, были трудности с поиском жилья. И беда была не в том, что всё подорожало, а в том, что спрос на квартиры очень возрос, и хозяева чувствовали себя и монополистами. Рыночные отношения от этого страдали.

Например: мы сняли квартиру, практически туда заселились, но… хозяин поссорился с риэлтором. И решил выселить нас, потому что у него испортились отношения с человеком, который нас привел. И он выкинул нас на улицу, понимая, что завтра же сдаст эту квартиру кому-то другому. Ещё и подороже. Это было самое худшее, что случилось с нами за эти три месяца. Мы были фрустрированы, расстроены, напуганы и всячески дезориентированы.

Но, знаете, на следующий же день этот риэлтор сказал, что он чувствует за нас ответственность и пока нас не заселит, ни за какие заказы не примется. И нашел нам квартиру, в которой мы живём сейчас. И она волшебная!

Второе, что было сложно… Я говорила, что про деньги не думаю. Но это я про потраченные не думаю. А вот то, что денег в будущем не будет — это мы даже с моим психотерапевтом постоянно обсуждаем. Страх нищеты, как у многих детей девяностых. Было страшно, что не смогу найти работу.

Но и тут повезло: меня позвали вести цикл лекций. И я его провела. И пришло очень много людей: белорусы, украинцы, русские, грузины. Всех возрастов, всех полов; все счастливы. Это подняло моё ощущение базовой безопасности мира: “Приехал в другую страну? Вот тебе работа!” — это роскошество!

Сколько платите за квартиру?

Платим 1500 баксов. Это много. Но мы вдвоём, и мы работающие люди. И это трёшка. Она в районе Ваке, это хороший такой, вполне центровой район. Очень зелёный. У нас тут два балкона, очень минималистичный ремонт, белые стены, окна в пол, комфортная мебель, гостиная, в который помещается много друзей. И гору видно из окна.

Как быстро получилось вернуться к работе?

Я сделала всё для того, чтобы начать работать как можно скорее, потому что я знаю: если я не работаю, то в башке всё летит, всё рушится. У меня в принципе на работе держится психологическое здоровье. Я всегда бегу от реальности с помощью работы. Спасаюсь работой от всего на свете. Поэтому я провела первый вебинар на следующий же день, после того как мы приехали. Подготовила чуть ли не в дороге и тут же провела. А лекцию живую — через 9 дней. Получила большое удовольствие, общаясь с людьми.

А Женя — он своём темпе. Ему, наоборот, нужно было отойти от стресса и какое-то время не работать. Потому что стресс колоссальный, жизнь изменилась. Нужно сделать всё, чтобы не улететь кукухой.

Как вы себя чувствуете сейчас вообще?

Я сегодня чувствую себя прекрасно. Но здесь, надо понимать: я занимаюсь с психологом онлайн, у меня поддерживающая фармакология и — третий фактор — реально после поездки в Россию всё укладывается в голову, и ты избавляешься от большей части страданий. Пока я там не побывала, у меня было ощущение, что там, во-первых, всё, как прежде. Прекрасный май, и я упускаю момент цветения ландышей в Тольятти, а ведь я хотела поехать и посмотреть. Ведь там мои родные. И там вся жизнь…

Ничего подобного. В России в воздухе сплошная тревога. Находиться там тяжело. Всё там не так, как прежде. Смотреть на букву Z — травмирующие, а мимо глаз не пропустишь.

В Россию всегда можно приехать. Тебя обратно выпустят. Не имеют право не пустить. Всё нормально. Нет никакой проблемы, в том, чтобы поехать в Россию на неделю и самостоятельно убедиться в том, что не нужно сейчас там находиться.

Зачем вы возвращались в Россию - видеоформат

После поездки в Россию вам стало легче?

Мне стало легче в 10 раз, потому что до этого я сидела и думала: «Всё-то в моей жизни хорошо, но вот Россию-матушку люблю…» А сейчас я понимаю: Россию-матушку люблю, но если сейчас буду там находиться, это будет означать, что я не очень люблю себя. Для меня это не подходит. Мои принципы там не работают. Сейчас в Тбилиси я чувствую себя гораздо лучше.

Как говорит Максим Кац, сейчас главная задача эмигрантов — не оказаться настолько далеко от России, чтобы нельзя было вернуться, если начнутся масштабные протесты. Но пока предпосылок к этому нет. А чуть что — вернёмся и будем протестовать.

Как вы относитесь к людям, которые поддерживают войну?

Когда я читаю комментарии людей, которые негативно высказываются о моей позиции или обо мне, переходят на личности, я стараюсь разбирать эти комментарии по косточкам, чтобы понять, что в действительности потревожило комментатора.

Был один комментарий, который я даже в сториз выложила, настолько он знаковый и важный. Там человек был недоволен моей антивоенной позицией и искал причины такой моей неправильности — в украинских чертах этноса в лице, в протестном психотипе, в том, что я жертва глобализации, в чертах моего поколения…

И я сделала вывод, что этот человек — он очень испуган, он в панике. Он очень обижен. И из-за этого он начинает срочно искать «своих» и «чужих». И очень быстро скатывается в нехорошее поле какого-то национализма.

Мне кажется, что люди, которые за войну… Им ничего больше не остаётся. То есть, это не позиция силы, а позиция страха.

Они вызывают у меня иногда раздражение. Прям сильное, потому что я, естественно, не согласна и тоже грешу тем, что про себя решаю, что они глупцы. То есть, тоже, наверное, начинаю делить на «своих» и «чужих». А иногда они вызывают у меня искреннее сожаление. Потому что я побывала в России. И я не знаю, как бы я там выжила.

Если ты в России и ты за войну, то тебе сильно проще существовать. Тогда можно и пояса затянуть, и смысл жизни есть.

Смысл жизни каждого человека в том, чтобы быть счастливым. Если это их способ быть счастливыми, мы ничего не можем с этим сделать. Им не предложили другого.

Виноваты ли они в том, что война? На самом деле — нет. Они скорее следствие, чём причина. Поэтому, мне кажется, нет смысла на них злиться, обижаться. Себе дороже.

Вы планируете вернуться в Россию когда-то?

Сейчас, после того, как побывала там, поняла, что не в ближайшее время. Мне хватило. Минимум полгода — ни за какие коврижки. Там мне очень тяжело, и я потеряла много сил, и мне не понравились те процессы, которые со мной происходили в эмоциональном плане.

У меня история такая: Россию страшно люблю. Но то, что происходит сейчас, очень меня травмировало. И пока, если есть выбор, что я люблю больше — себя или Россию, то я отвечу — себя. И я буду выбирать то место, в котором мне комфортно, безопасно и стабильно, есть работа и не показывают растяжки с буквой Z на домах.

Я чувствую свою ответственность и долг перед Россией в том, что, если действительно начнутся протестные движения, то я помогу всем. Понятно, что джентльменский набор — это донатить ОВД-инфо. Но если будет нужно, я брошу больше сил, я приеду, всё буду делать, что нужно.

То есть долг скорее в этом, в том, чтобы держать руку на пульсе. Но я не вижу, допустим, своего долга в том, чтобы заниматься одиночным протестом и каким-то ещё образом участвовать в нынешней политической ситуации, потому что это очень опасно. А мне нужно каким-то образом сохранить себя в добром здравии.

Но, видите, мне же всего 24 года. Я думала, что это довольно много. А сейчас думаю, это довольно мало. Я могу лет 5 пожить не в своей стране, изучить мир. Мне кажется, что накопленный социальный капитал, опыт, знания и какая-то жизненная крепкость — они работают на долгосрочной перспективе. И что, даже если счастливая Россия будущего наступит через 10 лет, у меня ещё будет полно времени, чтобы там работать и кайфовать.

Многие ли ваши друзья остались в России?

Когда я была в Петербурге, где у меня очень много друзей, мне было не к кому пойти, все уехали. Кроме моих родителей. А знакомые, которые остались, — собираются релоцироваться.

У нас были друзья, которые были против войны и решили остаться, потому что им обстоятельства не позволяют уехать. И я заметила, что они стали пребывать в настроении, что всё не так однозначно, потому что психологическая защита работает. И это очень удивительно, и странно, и необычно. Для меня. Всё-таки, мне кажется, что, если люди были против войны, но не готовы к отъезду, то сейчас у них в голове может что-то поменяться. Это неизбежно. И меня это даже не печалит: я рада, что они выживают и имеют возможность радоваться. Но, с другой стороны, мне бы хотелось, чтобы все были против войны и чтобы всё было очень однозначно.

У вас есть совет для людей, которые против войны, но не могут уехать из-за сомнений? Типа: кому я там нужен?

У меня нет конкретной вдохновляющей речи, к сожалению. Во-первых, мне кажется, что, если есть сомнения и если нет финансовой подушки, то с переездом торопиться не стоит. Всё-таки это связано с затратами. Во-вторых, конкретные советы тут вообще не очень работают.

Мой психотерапевт очень мне помогает, задавая наводящие вопросы. Я бы скорее посоветовала задавать себе их. Например: «Там я никому не нужен. Хорошо, кому я нужен в России? А, я нужен своему работодателю — понятно. Значит, можно найти работодателя за границей и быть ему нужным». И так далее.

Кто сказал, что ты там никому не нужен? Кто сказал, что уже поздно? Почему поздно? Потому что у меня социальный капитал? Хорошо. А как я хочу им воспользоваться? Что я буду с ним делать? Какой я вижу свою жизнь через 5 лет, через 10 лет? Что должно произойти, чтобы я уехал? Что для меня станет моментом, когда я воскликну: «Ну это уже слишком»? Как я хочу жить? Какие у меня есть принципы? Как я хотел бы себя чувствовать? Что мне мешает? Может быть, я могу уехать на какое-то время? Как мне распорядиться деньгами так, чтобы сделать свою жизнь более счастливой? Может, они пригодятся мне, чтобы съездить за границу, осмотреться и прислушаться к себе?

Ответьте себе на эти вопросы — сомнения отчасти отпадут. Потому что появится алгоритм. Наш мозг очень любит алгоритмы.

Мне кажется, нужно перевести фокус мышления с «Я так слышал, и поэтому это так» на «Я так чувствую, хочу, мечтаю — и поэтому будет так». Чтобы исходить не из позиции страха, а из позиции силы. В любой ситуации есть возможность действовать из позиции силы.

🇧🇬 #АлёнкаНо — Болгария

Чем займётся первым делом эвакуировавшийся из своей страны она из Питера!!) человек, когда немножко начнёт дышать? Будет искать ясность и перспективу хоть в чём-то. Я — в этих поисках — заказала Икею...

Ну как заказала? Начала выбирать. Потому что ничего ведь не нужно... но когда я в полусознательном состоянии открыла сайт IKEA България, мозг припал к живительному источнику просто автоматически. Мне показалось, что предсказуемость и спокойствие вернулись в мою жизнь. Такие родные абажуры и коробки... Такое приятное чувство простоты и практичности.

Две недели я перекладывала вещи в корзину и из неё. Столик для ноутбука в стиле балконной мебели — обязательно. Занавески — так не хватает! Органайзеры в ящики и в кухонные шкафы — нужны, но сколько? Салфетки — само собой. Дополнительный матрас — убрать. Не известно когда теперь у меня будут гости. Эх.

Не нашла вариант оплаты "в брой", наличными, и выбрала "плащане по банков път", по выставленному счёту. Банковской карты-то нет. А ещё решила сэкономить и выбрала бесплатный вариант доставки — из магазина в Софии.

Как выяснилось после трёх путешествий пешком по два километра по горам в поисках подходящего банка и недельного ожидания доставки, заказ я сделала не "из", а "в" магазин в Софии.

Переговоры со службой доставки на комбинации из трёх языков. Ещё три спешных похода по горам (три — потому что паспорт не надо забывать), чтобы успеть до закрытия банка в 17 часов. И... через месяц с момента первого визита на сайт, Икея, наконец, дома.

Всё-таки пара органайзеров лишняя...

Это такое важное дело — иметь перспективу в новой жизни. Хоть, пока, и коротенькую. Делать что-то помимо переваривания накрывающих огромными волнами эмоций. Быть в активном движении, пока первый стресс не начнёт рассеиваться. Спасибо, дорогая Икея, за островок ясности в расшатавшейся реальности.

Все тексты автора — по тегу: #АлёнкаНо