День рождения Василя Стуса.
Бывают вещи, которые можно почувствовать только кожей. Точнее, это и есть главные вещи.
Я не говорю  по-настоящему на украинском языке, хотя и читаю на нем, но с юности знаю по-украински одно-единственное стихотворение, которое и звучит внутри. Оно звучало и в 2014, и 24 февраля , и сегодня, и ежедневно.
* * *
Ці виски, ці скрики під вітром злітають угору.
Все вгору і вгору — над небо, над вечір, над ніч.
...
Его автор —классик украинской поэзии ХХ века Василь Стус. Погиб при до сих пор не выясненных обстоятельствах в лагере для политзаключённых Пермь-36  4го сентября 1985го года.
На этой же зоне Пермь-36 сидели многие советские диссиденты Сергей Ковалев, Михаил Мейлах, Анатолий Марченко и многие другие. В том числе, так называемые «националисты»— борцы за свободу и самоопределение Украины , Беларуси, Латвии, Литвы, Эстонии, Грузии, крымские татары…
1984. Год Оруэлла. Стус был в это время за решеткой на этой самой зоне, когда его кандидатура была выдвинута Генрихом Бёлем на Нобелевскую премию, За несколько месяцев до заседания Нобелевского комитета Василь Стус погибает в штрафном изоляторе.
Как известно (и было это хорошо известно и властям в том числе), Нобелевский комитет рассматривает кандидатуры только ныне живущих авторов.
Потом уже в перестройку была долгая история с эксгумацией , с попыткой расследования, с новым участием бывших ГБшников (а бывших, как мы знаем, не бывает) с тем, чтоб этому расследованию помешать. Вплоть до детективных ночных ралли по пермским дорогам. Правды так мы и не знаем. Точнее, конечно, знаем. Его убили.
Я была на этой зоне. Я хотела увидеть своими глазами. Хотела вложить персты не от неверия, а из благодарности.
Тем давним летом 2010 я везла в Пермь-36 и свою 15летнюю выросшую в Венеции дочь, именно потому, что бывают вещи, которые можно почувствовать только кожей.
Именно потому что все книги и рассказы, все лекции и предания обретают навсегда осязаемую зримость, когда ты присядешь и замрешь на краю железной скамьи, залитой решетчатым светом - последнего адреса великого поэта Василя Стуса.
Верни до мене, пам'яте моя!
Нехай на серце ляже ваготою
...
Я читаю по-украински с юности, (хотя не говорю и не пишу) именно благодаря слепым машинописным листкам самиздата со стихами и тайным копиям «Русской мысли» и другой продукции тамиздата (я тайком знала, где в дома родители хранят запретную литературу, впрочем, они от детей свои позиции и взгляды никогда не скрывали— и за эту открытомть и доверие нам я благодарна на всю жизнь. Наша детская жизнь в советских реалиях не стала от этого легче, но они освободили нас от груза полуправды.)
Верни до мене, пам'яте моя!
Я помню каждый кадр той поездки. Как рассказать щекотание трав и стрекот кузнечиков, изгиб реки Чусовой, разлив лета, мотки колючей проволоки и странные фигуры с телогрейках - пациенты соседнего интерната, бродящие среди этого вольного простора, словно призраки-напоминания о страшной зоне вот тут в двух шагах. Как рассказать лязг замков, узкую аллею полузапретных деревьев и привилегированные сортиры-очко для заключенных VIP -  (деревья насажена для знатных НКВД-заключенных ).
Из зоны Пермь-36 за полвека с момента ее основания до закрытия в 87м не удалось убежать ни одному человеку. Склон, ведущий к реке, оказался идеальной топографией. Попыток было не мало. Катапультировались, закапывались в бревна, вывозимые с зоны, закатывались в покрышки грузовиков. На выходе из зоны - маленьком пространстве пропускного пункта-вахты  машины выключали мотор и специально разработанное устройство должно было улавливать сердцебиение -  водителя машины - и посторонние, чтобы вычислять возможных беглецов.
Всеми этими высокотехнологическими разработками занимался специальный кгб-шный научно-исследовательский институт в Москве (я еще долго потом пыталась мысленно представить психологический портрет среднестатистического работника такого института, а теперь думаю, что он сродни этим «милым» ребятам-айтишникам, занимающимися разработками и наводками ракетных ударов по Украине из расследования Христо Грозева. ).
Территории обоих участков лагеря по периметру были окружены охранными и сигнально-предупредительными системами. Они состояли к концу 1980-х гг. из дощатых заборов, систем из колючей проволоки и колец «путанки» - тончайшей проволоки МЗП (малозаметное препятствие), систем сигнализации, реагирующей на шаги, резонанс и бог-знает-что-еще общей глубиной в 30 и более метров.
Когда лагерь закрывали в 88 году, представители вышеозначенного интститут примчались на место и все охранные и сигнально-предупредительные системы на этом участке были демонтированы и уничтожены - еще бы ! государственная тайна! - глядишь, еще понадобится: ведь уверена даже пуговица, что сгодится еще при случае.
Я забыла имя нашего тогдашнего экскурсовода. Высокий, седой, интеллигентный, он, оказывается, всю жизнь прожил тут, бок о бок с зоной ("Вон с крыши того магазина мы глядели, как заключенных строили...») а когда на месте «политической зоны» сделали музей репрессий пришел работать - кто лучше его расскажет, как это было страшно и повседневно, банальность зла изо дня в день.
Тогда мы не знали, что вскоре там будет город-садя-слава- труду-и-подвигу «наших ветеранов НКВД». И вложить персты будет некуда. А затем мы окажемся в сегодняшнем дне.
«Никто и не верит. Даже Фомы перевелись. Слова истасканы. Мысли загнаны»— снова запись 2015го.
Сейчас этот дефицит базового доверия и презрения к понятию правды виден как никогда.
И продолжение того же поста:
«Сколько раз за эти дни мы читали полублатные-полугэбешные слова "провокация", "фейк", "подстава". Убили живого человека - провокация. Нашли запись - фейк.
И вообще, есть мнение, возможны версии, интерпретации, да что мы тут понимаем, да мы никогда правды не узнаем, да и какая тут правда, когда одни интересы, и вообще политика грязное дело, а мы тонкие, интеллигентные или же наоборот, опытные, прожженные, нас не проведешь на мякине, мы так просто не поведемся, мы...
Все категорично, безаппеляционно и при этом мутно и расплывчато. Конструкция весьма шаткая: внутренний стержень давно заменен на внешние ребра жесткости.  «
Сегодня опять-таки трагически очевидно, как из этой этической желеобразности внутри всё более жесткого и герметичного флакона и выросла, как на питательном бульоне, новая генерация- как плохих, так и хороших.ру. Релятивизм как главный проводник зла. Культура как культиватор равнодушия. Комфорт как душевная перегородка.
-Знаешь, я раньше в начале войны думала, что россияне не должны уезжать, должны бороться с режимом, свергать, а теперь мне кажется— пусть все, кто могут уезжают— хотя бы какие-то свободные личности сохранятся на будущее в здоровом мире и дети вырастут. Если они захотят вернуться и что-то строить— будет будущее у вашей страны, а то у вас всё пропитано тюрьмой— сама же об этом пишешь. Всё общество. Да, герои, у вас есть— да,— они герои, но тюрьма меняет человека непоправимо, так я думаю. Свободное будущее требует другого опыта, —говорит мне Наташа.
Я слышу её правоту. Меня  тоже растили в  координатах диссидентского сопротивления и героизма. И я по-прежнему восхищаюсь героизму не молчащих, но не видеть глубокий изъян всей культуры, в центре которой стоит тюрьма, от которой ведется отсчет всей жизни , жизни по понятиям и вне прав и правил не могу уже : от «от тюрьмы да от сумы не зарекайся» до взращенного интеллигенцией культа тюрьмы , валидации личности, взглядов и даже творчества тюрьмой , беатификации и канонизации тюрьмой… это тоже запущенная болезнь несвободы. Самоидентификация себя от противного. Роль жертвы. Отсчет себя от репрессий, со зависимость…
Писала об этом подробно в статье «Тюрьмой Россию не понять?» после убийства Навального. Но тогда так вопрос никто не ставил.
«Отсутствие правды и справедливости...Вот что, я бы сказала, самое главное в моей жизни", - говорит наша на тот момент 96-летняя бабушка на последних минутах документального фильма о ней и на последних страницах одноимённой книги "Дочь философа Шпета".
Я часто вспоминаю эти её слова. Я бы даже сказала, что в нынешней страшной реальности и при этом в век свободного интернета и доступа к любой информации меня поражает во многих прежде близких по духу соотечественниках именно отсутствие жажды правды и желания справедливости, если это затрагивает собственные болезненные точки и внутренний комфорт и требует пересмотра своих прежде таких неуязвимых позиций за всё хорошее против всего плохого.
И снова из того же текста семилетней давности:
«- Зачем Вам там все это - не лучше ли акварельный остров? - спросит какая-нибудь трепетная фб-дама.
-No man is an island, – every man is an island —привычно ответит за меня  и со мной Джон Донн. 
Остров вовсе не защищен своей отдельностью. Он погружен в море, он открыт ветрам, он уязвим со всех сторон. И в этой его открытости  и уязвимости - своя, и, возможно, главная правда.»
Я и сейчас так считаю.

Сейчас на просторах Рунета бушует кейс  живущего в Израиле русскоязычного и продолжающего публиковаться в РФ писателя Иличевского , который просто встравил в свою новую книгу «7.10» целиком чужой текст поменяв лишь имя  героя. И нет, это не был центон, нет это не был постмодернизм, нет это не был текст -коллаж из цитат , это был обычный плагиат— в текст романа Иличевского был вставлен без спросу и ссылки репортаж журналистки Аллы Гаврилов ,из сектора Газа). (По ходу выяснилось , что этот плагиат в тексте романа не единственный— второе «заимствование» из текста покойного писателя Мурзина— он возразить не сможет).
Сам Иличевский назвал это вольным/невольным заимствованием.
Но помимо самого характерного кейса, не менее симптоматичным был последовавший за разоблачением хор хор.ру: именование всплывшего воровства чем угодно кроме воровства—  «неправильно оформленной цитатой»(Быков) (очень напоминает оговорку ‘Дождя’ про «наших мальчиков « из 96 слов);, «досадной ошибкой»(Ларина), и дальше все меню неоднозначников и апелляций к иерархиям— тут и  выражение «полной поддержки» , и склонения слов «величие» и «искусство»,  и подмена понятий, и веер эвфемизмов, и любимая операция по взаимозамене жертвы и агрессора и перевод разговора с сути инцидента на то, что критикующие Иличевского просто испытывают злорадство и пользуются случаем «сделать прилюдно вселенскую смазь(?)  известному человеку » (Шендерович) и тд и тп. (всей палитрой можно насладиться ниже (см ссылку в комментариях )
Особо отличился бывший мой знакомый литературный критик Александр Гаврилов, который пошел еще дальше, назвав  «заимствования» основой всей Европейской литературы (нет, дорогой Саша, воровство унитазов и чужих текстов никакого отношения к европейской литературе и культуре не имеет, сочувствую…). и филолог тоже мой бывший приятель Глеб Морев , написавший обворованной журналистке прямо и без затей  « Если ваш труд кто-то вспомнит через несколько десятилетий, то только потому, что он упомянут в примечании Иличевского».
Впрочем , кто только не.
Читать эти комментарии было чрезвычайно познавательно для моих исследований— словно ,каждый стремился нести свой вклад как можно нагляднее подтвердить мои худшие наблюдения и гипотезы.  Давно я не видела более кристально чистого образца помеси мужского и русского мира , возведенного в квадрат «масковско-питерской интеллигенции» .
По ходу замечу, что никто из героев мне не близок—писателя Иличевского я тихо отфрендила в  начале вторжения, просто невыносимо было весной 2022 читать череду его высоко художественных красивостей по-русски без малейшего намека на войну и слова «Украина», а журналистки Алла Гаврилов сама отправила меня в бан (кажется, как раз за недостаточную поддержку приоритетов военной операции Израиля). Но дело не в этом.
Недавно одна из читательниц сделала мне комплимент за смелость в отстаивании своих взглядов. Но мне действительно не кажется, что на это нужна смелость: если это действительно твои взгляды, а не понты для тусовки и опознавательные знаки для взаимного обнюхивания «своих», защищать их не трудно— просто быть собой.
Собственно,  текст мой и должен был быть о том, как идея ‘величия» неизбежно приводит через воровство к насилию от микроуровня до макро (будь то, кухня, искусство или любая культурная апроприация как следствие колонизации или же простая социальная иерархия—социальная допустимость на « заимствование» текстов без спросу менее известных авторов более успешными или же студенческих идей преподавателем, (часто ещё с  гарниром  приставаний впридачу), о том,  что всё неоднозначно « в вопросах помещения чужого текста в свою книгу очень легко и плавно переходит во «всё неоднозначно»,  когда высший в другой иерархии решил , что теперь нормально бомбить соседнюю страну. Внешний репрессивный корсет вместо внутреннего ценностного каркаса — объединяет российскую интеллигенцию с российскими же обывателями, а российских обывателей с чиновниками, а российских чиновников с российскими военными, садистами, насильниками. Это тоже континуум . И консенсус…
Я не успела додумать этот текст , и открыла новости из Запорожья.
И вместо всех слов у меня опять остались только проклятия и ужас.
Умереть должна (и уже должна была давно) Российская империя зла, весь этот гулаговский менталитет , а не люди , которые жили спокойно в своем городе и еще несколько часов назад были живыми….
Чума на оба ваши дома-2. Где воровство не называется воровством. Война не называется войной. А убийства не называются убийствами. И именно в этой неназванности они и расцветают с ещё большей безнаказанностью.
Одним русским миром мазаны. Связаны и повязаны одной цепью несвободы, за которую расплачиваются те, кто выбрал свободу.
И именно в этом качестве они ненавистны и путинистам, и тем, кто привык себя им противоставлять.
Цена, конечно, разная, но страшный механизм «величия» вместо ценностей один и тот же.