Написанная Михаилом Дурненковым пьеса начинается с того, что унаследовавшая руководство  благотворительным фондом после смерти отца Анна сталкивается с журналисткой Софией, которая непрозрачно намекает, что фонд не так хорош и покойный папа добывал деньги в странных схемах. И перетекает в драму уровня сериалов, в которых все со всеми спят, все друг другу родственники, и кто-то к кому-то ревнует, завидует и поэтому, конечно, хочет уничтожить и покарать.
И вот большая часть моих вопросов именно к драматургу, потому что логика поступков персонажей для меня не «билась».
Журналистка София оказывается старшей дочерью покойного, которую он оставил и уехал из страны. Потом вдруг случайно выясняется, что весь благотворительный фонд этот отец создал, потому что боялся, что старшая дочь унаследует опасную болезнь – и все это ради нее. При этом пятьдесят лет он хер на нее клал и никак не пытался с этой дочерью встретиться и пообщаться.
А дочь все эти годы жила в страданиях и зависти к младшей «любимой» дочери и так переживала, что аж кушать нормально не могла, потому что ее папа мало любил в детстве.

..
Почему эта боль так цепляет Софью в ее полтинник? Автор мне это не объяснил.
Чулпан Хаматова на сцене играла нескольких персонажей, меняя акценты и голоса, она была прекрасна и мне очень понравилась высказанная кем-то на фейсбуке идея, что в принципе, ей вторая актриса и не нужна была: можно было сделать моноспектакль, как «Ваня» с Эндрю Скоттом», и получилось бы только ярче.
Я бы глянула такой вариант, потому что Юлия Ауг для меня в персонажку не совсем попала.
Ну и в целом как-то тупо, что младшей сестре 48 лет, а она до сих пор живет с мировоззрением маленькой девочки, учитывая, что последние пять лет стояла у руля корпорации. Возможно, если б этой героине было 25, а старшей сестре чуть за 30, у меня не было бы ощущения, что проблемы им «не по возрасту», а так – было.
К режиссеру тоже были вопросики: героини постоянно вращали по сцене декорацию, символизировавшую разные локации. Сначала это казалось прикольным, но под конец ее провертели так много раз, что это просто раздражало. Учитывая, что зрителей текст пьесы переносил в разные моменты и артистки играли разных людей, можно было чисто светом и двумя стульями нам объяснить, что вот сейчас не та же самая комната, что была в прошлой сцене. В общем, поставленно странно и фразы на русском местами звучали как перевод.
А в конце спектакля героиня Хаматовой вышла к микрофону и сказала трогательную речь о том, что вот, мол, «деньги на благотворительный фонд может и были получены не совсем честным путем, но нельзя же отключать кислород обездоленным на больничных койках?»
И у меня возникло стойкое ощущение, что все предыдущие полтора часа были только ради того, чтобы Хаматова сказала эту фразу.