Мы родились в стране, которую на Западе в то время принято было называть «империей зла», но мы росли в твердом и непреложном знании того, что наша страна – СССР – это страна добра и справедливости.
Это вполне естественно: любого из нас с детских лет растят нас в представлении о том, что мы, протагонисты своей жизни, обязаны быть на стороне добра – и в целом к ней и относимся. Родители, школа, улица, массовая культура формируют у нас это представление одновременно с критериями того, что можно считать добром и что необходимо считать злом. На стороне зла, соответственно, находятся наши экзистенциальные антагонисты.
Есть много определений зла, но мне кажется исчерпывающим такое: зло заключается в сознательном причинении страданий другим ради удовлетворения собственных желаний и потребностей. Добро, соответственно, можно дефинировать как принесение собственных интересов в жертву интересам чужим. Во избежание недопониманий, недопустимое доходчиво и лаконично сформулировано в десяти библейских заповедях и уточнено в уголовном кодексе.
Дихотомическая перспектива, предполагающая существование в мире кристального добра и дистиллированного зла, кажется инфантильной: вырастая, мы приучаемся видеть мировые явления и проявления человеческой души как градации серого – не в последнюю очередь потому что сами совершаем немало поступков, которые в детстве нам было запрещено совершать за аморальностью; прощая себя за свое несовершенство, мы судим и остальной мир мягче.
И тем не менее, иногда нам случается сталкиваться с проявлениями безусловного, однозначного зла: такого, с которым, как нам кажется, никто не может мириться и которое никто не может игнорировать.
Я помню день, когда прочел новости о резне, которую учинили солдаты российской армии в пригородах Киева, в цветущей Буче. Я не слишком впечатлителен, но, читая новостные статьи о случившемся, я испытал приступ удушья и тошноты.
Война России против Украины тогда только разгоралась, привычка к чтению фронтовых сводок у меня еще не сформировалась. Но дело было и не в том, насколько беспощадно и точно было передан в них ужас войны.
Зайдя весной 2022 года в пригороды Киева – Бучу и Ирпень – российские войска приказали местному населению повязать на рукава белые ленты в знак того, что они не являются комбатантами и не представляют из себя угрозы. На фотографиях из Бучи эти белые ленты были повсюду. Они были на трупах украинских велосипедистов, от скуки убитых российскими солдатами. Ими были связаны за спиной руки у расстрелянных гражданских, сваленных, как мешки, в подвалах домов.
Я не мог представить себе, что российские солдаты, обычные двадцатилетние парни, никогда до тех пор не убивавшие, могут всего за пару недель озвереть настолько, чтобы творить такое с людьми, ничем от них не отличающимися. Я был готов приписать это зверство действию амфетамина или какому-то мистическому помешательству, лишь бы не думать о его бытовой и естественной природе.
Как и все мы, я рос на фильмах и книгах, героизирующих советских и русских солдат, и хотя за годы своей университетской учебы и взрослой жизни я постепенно осознал, насколько мифологизирована пропагандой история моей страны, весной 2022 года я оказался совершенно не готов к преступлениям российской армии в Буче и Ирпене.
В мой мир вторглось нечто, что невозможно было ни объяснить, ни оправдать, ни описать никак иначе, чем банальным словом «зло». И, поскольку его творили мои сограждане, я чувствовал себя причастным к нему, ответственным за него. И я до сих пор не могу полностью освободиться от этого ощущения.
В тот день я много звонил и писал своим друзьям: многие разделяли мои чувства. С теми, кто пытался со мной спорить, я надолго перестал общаться – до того меня это злило.
Однако большая часть в итоге отвернулась в сторону и предпочла притвориться, что ничего не случилось. Те же, кто говорил о Буче, с готовностью купились на объяснения пропагандистов: фотографии зверств российской армии – постановочные, это все провокация британских спецслужб, этого не было. Официальной позицией российской власти по вопросам Бучи стало яростное отрицание. За освещение событий в Буче многие, включая Илью Яшина и меня самого (заочно) были приговорены к восьми годам тюрьмы. 
За резней в Буче последовали бесчисленные акты насилия против гражданских. Бомбардировка мариупольского театра, перед которым специально для российских бомбардировщиков было огромными буквами написано «ДЕТИ» - там действительно укрывались сотни украинских детей, которые в итоге погибли от прямого удара. Уничтожение мариупольского роддома. Снятые на видео пытки и казни украинских военнопленных…
В этой войне Россия непрестанно ведет себя как сторона несомненного зла: с точки зрения обычной человеческой и религиозной морали, с точки зрения базового воспитания и с правовой точки зрения.
Вторжение в Украину никак не было ей спровоцировано и носит чисто захватнический характер. Бесчисленные преступления российских войск хорошо задокументированы. Российская армия совершает в Украине все, что фашисты – наш стереотипический, универсальный образ зла – творили с русскими в советских военных фильмах, призванных навсегда сформировать у нас однозначное осуждение войны и оккупации. 
И тем не менее, российской власти удалось сделать так, чтобы необходимый ей процент населения поддерживал войну, а почти все остальные перестали ее замечать, подавляя в себе и базовые установки воспитания, и главные принципы общечеловеческой морали, отрекаясь от требований религиозных учений и отвергая могучие национальные мифы, сформированные образованием и десятилетиями патриотической пропаганды.
Оказывается, даже в такой черно-белой ситуации люди страдать моральным дальтонизмом; больше того, они сознательно делают себе прививку зла, чтобы жить с ним и не хворать.
То, что происходит сейчас с российским обществом, происходило в прошлом сотни раз в других странах. Но с моим поколением это происходит впервые,  происходит прямо у меня на глазах, и мне только теперь становится ясно, как именно злу удается себя осуществлять. Мои открытия тривиальны – однако лично для меня они от этого ничуть не менее удивительны.
Во-первых, выяснилось, что зло никогда не признает себя злом.
Любому человеку, в том числе и убийцам, для существования необходимо осознавать себя принципиально хорошим, а для оправдания своего дурному поведению выворачивать картину мира наизнанку, так, чтобы его аморальные действия представали как действия этически обоснованные или, по крайней мере, вынужденные.
Во-вторых: чтобы разрешить людям вершить зло, нарушая вековые табу, достаточно ввести их в подходящее эмоциональное состояние. Нужно внушить палачу, что он, на самом деле, жертва, несправедливо страдающая от рук своего антагониста – и чувство несправедливости наполнит его праведным гневом, на волне которого он сможет преодолеть любые преграды морали. 
Достаточно найти такую точку в хронологии ваших взаимоотношений, где какую-то обиду якобы потерпели от антагониста вы, и представить ее началом конфликта. Эта обида, зачастую воображаемая, может быть раздута и расчесана так, чтобы распалить чувство праведного гнева и у подданных, и у медиа-паствы, и у себя самого.
Нет, это не Россия начала в 2022 году захватническую войну. Это Запад начал ее сорок лет назад, коварным обманом доведя Советский Союз до развала, приняв в НАТО страны Балтии и подведя свои войска к нашим границам… И неважно, что это подлог, что США и Европа спасали россиян от голода, отправляя гуманитарную помощь, что десятилетиями заливали Россию валютой, позволив в итоге Путину вооружить ту самую армию, которая вторглась в Украину…
Осознание того, что ты занимаешься подлогом и подтасовками некомфортно, но гораздо менее комфортно ощущение себя на стороне зла: этого чувства и понимания надо избежать любой ценой, и самообман тут представляется ценой вполне допустимой. Это мое третье открытие.
Как насильник винит в изнасиловании свою жертву, упрекая ее в провокационном поведении, как уличный хулиган объясняет нападение тем, что на него косо посмотрели, так и государства должны оправдывать преследования инакомыслящих и иноверцев, репрессии и захватнические войны провокациями со стороны своих жертв, расчесывая давно зарубцевавшиеся раны прежних обид.
Эти старые обиды позволяют назначить антагониста стороной зла. Если антагонист не совершил ничего предосудительного, эти преступления ему приписываются. Преступления, конечно, должны быть эмоционально яркими и носящими символический характер. Святотатства, изнасилования и убийства малолетних подходят идеально.
Одним из мифов российской пропаганды, объяснявшей телезрителю необходимость вторжения в Украину в 2014 году, была история о распятом украинскими солдатами русском мальчике, целиком выдуманная корреспондентом российского телеканала. Эта история, растиражированная пропагандой, позволила демонизировать украинцев и стать одним из оправданий вторжения российских прокси в Донбасс. А когда в результате был захвачен украинский Донецк, оккупационные власти устроили в нем «Аллею ангелов» - мемориал детям, погибшим в результате обстрелов оккупированного Донецка украинскими войсками. И эту «Аллею ангелов» использовали как пропагандистский троп для подготовки общественного мнения к полномасштабной войне 2022 года.
Зло бывает очень сентиментально по отношению к себе, оно очень себе сочувствует и сострадает, оно жалеет себя по любому поводу – ровно столько, сколько это необходимо для возбуждения в себе праведного гнева по отношению к антагонисту. Пестуемое в себе ощущение обиды и несправедливо пережитого страдания лежит в основе любого агрессивного реваншистского режима – в том числе, и того, в который закономерно превратился режим Владимира Путина. Это в четвертых.
И в пятых: конечно же, зло объясняет себе законность и естественность насилия в отношении своих антагонистов тем, что они не являются достойными сочувствия, не являются полноценными, равными ему людьми. Чтобы не чувствовать и не сознавать себя злом, чтобы позволить себе насилие в отношении своих антагонистов, злу необходимо расчеловечить их. Это обычно осуществляется через отказ антагонисту в человечности, через сравнение его с животными или насекомыми, но эти способы, уже описанные в хрестоматиях, как и все, проговоренное в слух, утрачивают часть своей эффективности. А вот глумление, публичное унижение отлично работают  – поэтому зло предваряет насилие и ограбление тем, что гнусно глумится над своими антагонистами, готовясь превратить их в своих жертв.
Шестое: обладая редким злопамятством, зло при этом удивительно снисходительно к себе. Бесконечно причиняя страдания другим, даже признавая за собой некоторые «излишества», оно очень быстро забывает, что совершало что-то дурное и считает, что пострадавшая сторона тоже не придала своим жертвам и мучениям никакого внимания и наверняка давно про них забыла. Читаешь российские провоенные Телеграм-каналы и диву даешься, до чего они наивны: образ победы в этой бессмысленной жестокой войне для этой публики – воссоединение с Украиной, а точнее, ее поглощение – и мирная жизнь, где все друг другу забыли все прежние обиды. Где россияне, выходит, забыли, что казнили, а украинцы – что казнили их. 
И вот седьмое, и, наверное, самое невеселое открытие: ко злу очень быстро привыкаешь. С тех пор, как фотографии из Бучи перевернули мир, все мы успели повидать массу других фото и видео с войны в Украине. Снимки убитых детей, изувеченных женщин, отцов, хоронящих всю свою семью. Видео солдат в окопах, в слезах молящих зависший над ними дрон о пощаде или сучащими ногами в предсмертной судороге. Человеческие страдания, и причиняющее их бессмысленное и беспощадное зло стало частью повседневности. Ощущение остроты зла притупилось. Его рутинность как будто нормализовала его.
Больше того: многим зло стало казаться привлекательным. Когда случилась Буча, многие отказывались верить в преступления российских солдат, потому что отождествляли себя с ними, и сопротивлялись мысли о том, что теперь им тоже придется ощущать себя убийцами. Однако теперь, когда убийству изобретено множество оправданий, когда убийцам выписаны индульгенции, когда преступники героизированы, сопротивляться искушению злом становится сложней.
А зло искушает. Зло умеет вознаграждать, и оно вознаграждает не только материально. Позволяя зарабатывать на убийствах и грабежах, зло дает своим адептам и еще кое-что: свободу. Разрушая базовые табу, зло дает тем, кто к нему примкнул свободу творить все, что угодно, полагаясь исключительно на свою силу. Сильных это чувство может пьянить, а слабых – учить подлости.
И последнее. Тот, кто однажды вкусил зла, изменяется навсегда. Можно называть это посттравматическим синдромом и пытаться терапевтировать, но личный опыт примыкания к злу незабываем. Джин, выпущенный из бутылки, отказывается вернуться в нее. Цинизм, равнодушие к чужим страданиям и даже извлечение из них удовольствия, гибкость моральных критериев, взгляд на людей как на мясо – это опыт, который навсегда остается у тех, кто причастился зла. 
Незабываем и опыт смирения со злом, сосуществования с ним. Работа над собой, необходимая для того, чтобы убедить себя в необходимости и оправданности зла, ментальная гимнастика, необходимая для того, чтобы из соображений безопасности или выгоды поменять полюса добра и зла, гнет моральный хребет людям, которые занимаются этой гимнастикой, навсегда делая его резиновым.
И я боюсь, что жизнь нынешнего поколения  уже отравлена. Больше того, власть предпринимает все возможное, чтобы отравить и жизнь следующего поколения. В школах и даже в детских садах введены так называемые «Разговоры о важном» - пропагандистские занятия, внушающие детям с самого раннего возраста, что они растут в самой справедливой и мирной стране на Земле, лишь вынужденно обороняющейся от недругов. Посещения этих уроков обязательны, а на родителей, пытающихся уберечь детей от оболванивания, доносят.
Антивоенное движение внутри России, которое основывалось на соображениях морали и человечности, к концу третьего года войны деморализовано и фактически смирилось с положением. Разумеется, в сегодняшней России участвующих в зле несоизмеримо меньше, чем тех, кто просто сосуществует с ним, по мере сил пытаясь уклоняться от соучастия. Но и сосуществование со злом это травмирующий опыт, который учит молчанию и малодушию, учит не видеть зла, отворачиваясь от него и глядя намеренно в другую сторону – и этот опыт формирует человека на всю его оставшуюся жизнь.
Когда через опыт прямого участия в зле проходят миллионы, а через опыт сосуществования со злом – вся страна, это не может не изменить и страну, и людей если не навсегда, то, по крайней мере, на срок жизни целого поколения.
Люди, сделавшие выбор в пользу зла, редко раскаиваются искренне, хотя и обучены при необходимости с легкостью изобразить требуемое раскаяние, если того требуют изменившиеся правила игры.
Если война закончится победой путинского режима – а, значит, победой насилия, страха и лжи как главных форм воздействия власти на общество, победой морального релятивизма, можно быть уверенным в том, что и нынешнее, и следующее поколение россиян будут бесхребетны, а шансы России стать свободной страной будут ничтожны. Впрочем, взращённые пропагандой в политическом и моральном дальтонизме дети будут, конечно, путать полярности добра и зла и вполне искренне считать, что живут в лучшей стране на земле.