Сама заинтересовалась, стала вспоминать. Мой муж Женя Харатьян умер в 1971 году, в 32 года, после падения со скалы в экспедиции и семи лет паралича. Мама была психически больна и жила отдельно. Родители Жени, богатые люди, жившие в высотке на Котельниках,выгнали нас из их дома, когда я приехала с маленьким сыном навещать больного, неходячего Женю, и я сразу увезла мужа и сына к себе, и мы с его стариками не общались много лет. Они никак не помогали своему внуку. Мы увиделись только на похоронах Жени. Я тогда работала на tv, а ребёнок семи лет, Кирюша мой, после школы бродил во дворе с портфелем наперевес: боялся после похорон отца и после фильма «Воспоминание о будущем» идти домой. И я ушла с работы. Денег было у нас 37 р. на нас с мамой троих, пенсия ребёнку при потере отца. И я больше никогда не покидала своего сына. Потом я вышла замуж за хорошего человека, он, сбежавший из Обнинска от ареста, бездомный, преследуемый КГБ, пришёл ко мне с идеей переправить мои рассказы за границу, у него был друг-американец. (Где уж этот бродячий диссидент Боря Павлов прочёл их - а они видимо, ходили по рукам без моего участия, самиздат работал). Боря, уже с готовой кандидатской диссертацией, бросил в Обнинске все, скрывался от ареста КГБ, работал ночным дежурным в общаге МГУ, писал работы для иностранных студентов, они его подкармливали, а потом он перешёл в гараж, дежурил сутки через двое. 58 р. зарплата. Плюс 37 р. У нас родились Федечка и Наташка. И все дни я была с детьми. Ночью работала. Писала то, что никогда не могло быть опубликовано, надо мной уже смеялись по редакциям -в журнале «Юность» мне с усмешкой такая Мэри Лазаревна дала прочесть рецензию на мои рассказы, я запомнила: «Автор пишет, как не умеющий играть на рояле играет на рояле», как-то так. Но откуда мои рассказы попадали в самиздат -видимо, их перепечатывали неизвестные сотрудники редакций (как нечто дикое и странное) и запускали по рукам. Посмейтесь типа. Вряд ли с другой целью. А может и что-то понимали. Ну да, я писала все без диалогов, сравнений, метафор -как баба на остановке рассказывает кому-то, что слепая соседка на кухне, никого там не было, заживо сгорела. Я сама это слышала. И никогда такого рассказа не смогла бы написать. Ну, в пьесе «Он в Аргентине» у меня мелькнул такой сюжет, пьяную женщину с горящими рукавами подняли от газовой плиты, а она была в опере солисткой хора, и потом бутафоры заполняли ей пустые рукава тряпками.
Все мои рассказы были документальными, но с расчетом, чтобы их героини себя бы не узнали. Моя подруга Нинка, прочтя рассказ о себе, позвонила и сказала: «Люська, ну ты прям Хемингуэй». На что мы жили - спасибо редакторам «Нового мира» Инне Борисовне и Асе Берзер: они меня устроили в свой журнал рецензентом «самотека». Мне давали читать пришедшие по почте рукописи. Начальство разрешило меня принять с условием -гонорар не выше 60 рублей! И давали мелкие рассказы, которые не рецензировали «киты», большие писатели. Мне платили 3 рубля за отрецензированные 24 страницы, а там могло быть и три рассказика. На каждый -развёрнутый и доказательный ответ. Мои крестные, Инна и Ася, меня напутствовали: старайтесь жалеть, там могут быть авторами и лежачие инвалиды. И я с дорогой душой, отвергнув рассказ, советовала всем неудачникам присылать мне автобиографические романы! В то время я уже и пьесы писала, совершенно непроходимые, актеры их играли по подвалам и в предпраздничные вечера в НИИ под ником «Встреча с молодыми актёрами МХАТа», и меня запускали со вступительным словом, и даже иногда не копеечку платили, а отдавали весь гонорар. Трое детей и без работы человек.
Я в то время уже была в арбузовской студии, и меня ребята-драматурги и сам Арбуз поддерживали всеми силами . Драматург Оля Кучкина попросила у меня пьесу «Любовь» (зачем тебе, у неё нет «лита») - она кивнула и через месяц вернула со штампом ЛИТа! Ее подружка из минкульта РСФСР, Таня Агапова, отдала пьеску в цензуру, и они не нашли ничего крамольного: мата нет, критики позиции партии нет. Через год пьеса была напечатана в журнале «Театр» (главный редактор ее принял с радостью -драматург Салынский) и пьеска моя небольшая пошла по московским театрам: МХАТ, Таганка, Ермоловский, Современник, Новый театр, ещё три-четыре других; и по стране. И в Германии. В Америке. В Париже. И в Индии и ещё в Испании и в Австралии?
И у нас в доме был взрослыми заведён порядок: мама села с тетрадкой в уголку -не подходить!
И ещё правило: на ночь или папа читает детям Библию, или я - сочиняю новую сказку. Потом «Маленькая ночная серенада» и спим.
А у Кирюши уже были свои девчонки, дочки Аня, младше Наташи на три года, и маленькая Маша. И он, выгнанный из МГУ, работал санитаром в больнице и дворником в подземном переходе. Там у него собирались все дружки, и в их комнате на Пречистенке иногда ночевало по пять человек. Весь художественный Арбат. У Кирюши и у нас с Борей , как потом у Феди, Наташи и внучек Маши и Ани, в друзьях ходило пол-Москвы. Кирилл был просто свет в окне для многих. У него в комнате годами жили попавшие в беду, бездомные. и вдруг Кирюшины университетские друзья -Петя Холобаев, Макс Ковальский и другие - позвали его работать в какой-то создающийся новый печатный орган. В отдел экономики редактором. Из дворников - ad astrum! В результате у них возник «Коммерсант», Кирюша там отработал 15 лет в заместителях главного редактора. И как крупнейший специалист в области мировой экономики. Я из каждого визита за бугор собирала по самолетам и везла ребёнку кипу иностранных газет. Он читал на всех языках ( не знаю насчёт иероглифов). Интернета у нас в стране не было. Прадед его, профессор Н. Ф. Яковлев, читал на одиннадцати языках, не считая почти шестидесяти языков Дагестана, которым он дал письменность.
Федя тоже знает языков пять. Наташа английский и полузабытый французский, на котором где тут говорить. Я тоже все перезабыла, но пою по-польски, по-французски и по-английски. И на идише куплет в «Старушке-не-спеша».
Вот Федя прислал свой портрет в 14 лет- уже в 16 он стал главным редактором журнала «Не спать» и в 18 лет -журнала -«Молоток». И вот акварельные портреты Ани и Машеньки. Я рисовала их, им было в 12 и 10 лет. И вот фото четырехлетней Наташи с Анечкой. Найти ещё молодого Кирюшу, надо лезть по шкафам.